Лермонтовские евреи не похожи на типичных представителей своего времени, а точнее – на стереотипы о них. У Лермонтова евреи – совсем не ростовщики, а благородные, бескорыстные и самоотверженные изгнанники, мечтающие вернуться домой. Неизвестно, что именно сформировало отношение Лермонтова к «еврейскому вопросу»: еврейский гувернёр, еврейский семейный лекарь или дедушка великого поэта, спасший евреев от кровавого навета, в память о чем навсегда осталась фраза в иудейском молитвеннике.

Впервые имя Михаила Лермонтова появилось в русской печати, когда будущему великому русскому поэту было всего десять лет. В опубликованном в 1825 году в «Отечественных записках» списке посетителей источников Кавказских Минеральных Вод юный Лермонтов проходил вместе со своей бабкой «Елизаветой Алексеевной Арсеньевой – вдовой-порутчицей из Пензы и доктором Ансельмом Левизом». Сын ростовщика, обладатель докторской степени по медицине Геттингенского университета Ансельм Леви, вероятнее всего, был первым евреем, с которым довелось встретиться в жизни Михаилу Лермонтову. Возможно, именно эти первые детские впечатления от общения с домашним доктором и сыграли свою роль в формировании отношения Лермонтова к еврейскому народу вообще.

Два года спустя после той поездки на воды, осенью 1827 года, преподавателю латинского и русского языков Алексею Зиновьевичу Зиновьеву было предложено подготовить к поступлению в Московский университетский благородный пансион 12-летнего Мишу Лермонтова, а в дальнейшем следить за успехами мальчика. Позже Зиновьев писал в своих мемуарах: «Он всегда являлся в пансион в сопровождении гувернеров, которые, однако, нередко сменялись. Помню, что Миша особенно уважал бывшего при нем француза Жандро – капитана наполеоновской гвардии, человека очень почтенного, умершего в доме Арсеньевой и оплаканного ее внуком. Менее ладил он с весьма ученым евреем Леви, заступившим на место Жандро, и скоро научился по-английски у нового гувернера Винсона, который впоследствии жил в доме знаменитого министра просвещения графа Уварова».

Впрочем, ряд биографов и исследователей творчества Лермонтова считают, что Зиновьев напутал – не было никакого гувернера Леви в Москве, а был его однофамилец и единоверец, домашний доктор Ансельм. Но как раз осенью 1827 года Ансельм Левиз покинул Россию. Притом через Санкт-Петербург, а Лермонтов тогда находился в Москве. Зато, как обнаружил историк Евгений Мачульский, в доме Лаухиной на Поварской улице, где и жили Лермонтов с бабушкой, среди жильцов также числился чиновник 14-го (последнего) класса 29-летний Николай Петрович Левий. Он служил копиистом в Московской губернской межевой канцелярии и обладал патентом на право преподавания немецкого языка. Вообще же, все эти разночтения с окончанием фамилии, вероятно, просто фокусы транскрипции.