Алексей С. Железнов, он же Алекс Авни, он же Гримнир Татхагата

Эдвард Ротштайн – популярный арт-критик, он пишет обзоры, посвященные мировым музеям. Недавно он задался вопросом: в чем главная ошибка еврейских музеев? В США, например, это излишняя любовь к стране. Если музеи, посвященные истории других народов, показывают, как добились успеха благодаря своей борьбе, то еврейские доказывают, что всего добились благодаря Америке. Здесь в экспонатах – ханукальный подсвечник, где каждую свечу держит статуя Свободы, и Моисей, стоящий с заповедями не на горе Синай, а у скалы в американском национальном парке.

За более чем десять лет, что я пишу о музеях, я побывал в исторических музеях, научных музеях, политических музеях и музеях, создаваемых чудаковатыми коллекционерами. Я побывал в двух музеях неоновых надписей и одном музее кукол, используемых чревовещателями. Я был в музее научного креационизма и музее научной фантастики. Однако нигде я не видел ничего более странного, чем то, как самые разные еврейские сообщества в США, Европе и Израиле пытаются рассказать о себе в музеях. Экспонаты, в них выставленные, могут варьироваться от бейсбольного мяча, подписанного Сэнди Коуфаксом (легендарный бейсболист еврейского происхождения. – Прим. ред.), до очень важного дневника, написанного на старом идише женщиной в Германии XVII века, раскопанной в Лондоне миквы, изготовленной в XIII веке, обрывков пергамента, погребенного два тысячелетия назад в пещерах на берегу Мертвого моря. Все эти с трудом сочетающиеся между собой примеры служат раскрытию собственного образа в таком ключе, который сильно отличается от всего принятого в современной музейной культуре.

С одной стороны, это потому, что еврейская культура долгое время не могла заявить о своем значении через собрание монументальных артефактов. Это объяснялось как природой иудаизма – вне синагоги или дома такие артефакты утрачивали свою выразительность, – так и неопределенным местом, занимаемым евреями в обществе. Однако с началом XX века положение начало меняться. Шломо Раппопорт решил провести этнографические исследования среди сельских еврейских общин в России и Польше. Вместе со сбором музыкальных и устных свидетельств началось и собирание материальных объектов. В Смитсоновском институте начало коллекции иудаики было положено в 1887 году Сайрусом Адлером, первым в Америке получившим научную степень по семитским языкам и в последующем ставшим основателем Американо-еврейского исторического общества. В 1904 году Еврейская богословская академия в Нью-Йорке получила в дар 26 артефактов, которые были размещены в ее библиотеке. Они стали зародышем Еврейского музея, после Второй мировой войны переехавшего в его нынешнюю резиденцию – особняк Варбурга на 5-й авеню.

Столь же скромная коллекция, состоящая в основном из семейных реликвий, была размещена в Колледже еврейского союза Семинарии реформистского иудаизма в Цинциннати. В 1913 году эти экспонаты были включены в первый еврейский музей США – его наследником является музей Skirball Cultural Center в Лос-Анджелесе. Таково было прерывистое начало еврейских музеев в США, и в этом уже проявлялось различие с другими музеями. Если в других музеях экспонаты часто подчеркивали процветание и непрерывность той или иной культуры, то еврейские религиозные объекты, выставляемые на обозрение, больше не играют никакой живой роли в синагогах или домах. Вынутые из контекста и лишенные функций, они превращены просто в предметы старины. Даже сейчас музей религиозных предметов иудаизма – это скорее еврейский антикварный склад. Он не столько отдает дань преемственности иудаизма, сколько служит памятником для мира верований. Одна из наиболее волнительных выставок религиозных артефактов, которые я видел, занимает целую галерею в Еврейском музее Вены. Высокие стеклянные шкафы там забиты подсвечниками, минорами, свитками Торы, коробочками для благовоний и прочим в этом роде. Причем экспонаты рассортированы не по периодам, не по стилю и не по происхождению, а просто по типу изделий. Это предметы, чье происхождение и предназначение было потеряно.

3 февраля 1939 года в Большой синагоге Будапешта прогремел взрыв. Печальная весть о раненых и убитых разлетелась по еврейской общине. Скорбь сопровождалась негодованием: организаторы взрыва, активисты партии «Скрещенные стрелы», и не думали скрываться. Наоборот, грозили новыми терактами и требовали освобождения своего лидера, Ференца Салаши. Через год под давлением Германии он действительно будет освобожден, еще через четыре – станет главой правительства и официальным союзником Гитлера. Территория Большой синагоги превратится в место смерти тысяч евреев.

Антисемитизм процветал в Венгрии и до оккупации страны немецкими войсками в марте 1944 года. В начале века независимое венгерское правительство изгнало евреев из органов государственного управления, в 1920 году – выпустило закон Numerus clausus, по которому студенты-евреи могли составлять не более шести процентов от общего числа учащихся. Этим же законом предписывалось считать евреями даже тех, кто был крещен. В период с 1938 по 1941 годы так называемых «еврейских законов» стало больше.

Первый из них призывал ограничить активность венгерских евреев в экономической и общественной жизни – среди госслужащих и представителей некоторых других профессий евреев теперь не могло быть больше 20%. Второй закон запрещал выдавать евреям венгерское гражданство. Мало того, евреи, получившие гражданство после 1 июля 1914 года, могли быть его лишены по решению МВД. Этот же закон закрывал путь евреям в госслужащие и ужесточал «процентные квоты»: среди большей части востребованных профессий евреи могли теперь составлять не более шести процентов. По закону к евреям относили уже не только иудеев, но и тех, у кого отец, мать либо двое из бабушек и дедушек принадлежали к иудейскому вероисповеданию. Наконец, третий закон, принятый в августе 1941 года, запрещал браки иудеев и христиан. Принимались все эти законы с одобрения регента Венгерского королевства Миклоша Хорти, управлявшего страной с 1920 по 1944 годы.