Варшава, начало августа 1942 года. Город переполнен беженцами из других районов Польши, присоединенных к Третьему рейху.
Аннексированные территории активно заселяются этническими немцами, поляки депортируются в «Генерал-губернаторство», их количество исчисляется сотнями тысяч человек. Оккупационные власти жестоко преследуют местную интеллигенцию – деятелей искусства, университетских преподавателей, представителей духовенства. Профессора, писатели и ксендзы расстреливаются сотнями, те, кому удается избежать смертной казни, оказываются в концентрационных лагерях. В Варшаве царит удушливая атмосфера страха. Значительная часть города обнесена стеной – там находится крупнейшее в Европе еврейское гетто. На его воротах висит приказ немецкого губернатора Варшавы доктора Фишера – самовольный выход в «арийскую часть» города карается смертной казнью.
В конце июля жителей гетто начинают в массовом порядке вывозить из Варшавы в новый концентрационный лагерь – Треблинку. Немецкая газета «Варшауэр цайтунг» утверждает, что евреи будут заниматься там строительством некого производственного комплекса. Но в Варшаве уже ходят упорные слухи о том, что никакой стройки в Треблинке нет, и что всех евреев в концлагере ждет немедленная казнь. В качестве подтверждения этой версии приводится самоубийство председателя варшавского юденрата Адама Чернякова, который отравился 23 июля цианистым калием. Говорят, что Черняков пошел на этот отчаянный шаг, поскольку ему стало известно, что ожидает евреев в Треблинке.
И вот в эти дни, в августе 1942 года, когда каждый занят исключительно собственным выживанием, когда ликвидация варшавского гетто кажется неизбежной, а победа немцев в войне – предрешенной, на варшавских улицах, оклеенных геббельсовскими плакатами «Евреи правят миром» и «Еврей – твой единственный враг!», появляется отпечатанная в подполье листовка. Не только для того, чтобы распространить ее – для того, чтобы создать подобный текст, требуются необыкновенная отвага и обостренная совесть. Листовка была озаглавлена одним словом: «Протест!»
«В варшавском гетто, за стеной, отрезающей его от мира, несколько сотен тысяч обречённых ожидают своей смерти. Для них нет надежды на спасение, нет ниоткуда помощи, — говорилось в листовке. — Число убитых евреев перевалило за миллион, и эта цифра увеличивается с каждым днём. Мир смотрит на это преступление, которое страшнее всего того, что видела история, и молчит. Резня миллионов беззащитных людей совершается среди всеобщего враждебного молчания. Молчат палачи, не похваляются тем, что делают. Не поднимают свои голоса ни Англия, ни Америка, молчит даже влиятельное международное еврейство, так некогда чуткое к каждой обиде в отношении своих. Молчат и поляки. […] Нельзя долее терпеть это молчание. Какими бы ни были его мотивы — оно бесчестно. Нельзя оставаться пассивным при виде преступления. Тот, кто молчит перед лицом убийства — становится пособником убийцы. Кто не осуждает — тот дозволяет. Поэтому поднимаем свой голос мы, католики-поляки».
А далее наступает интересный поворот. Выясняется, что автор воззвания не является ни пламенным интернационалистом, ни другом евреев вообще. «Наши чувства в отношении евреев не претерпели изменений, — говорится в листовке. — Мы не перестаём считать их политическими, экономическими и идейными врагами Польши. Более того, мы отдаём себе отчет в том, что они ненавидят нас больше, чем немцев, что делают нас ответственными за свою беду. Почему, на каком основании — это остаётся тайной еврейской души, тем не менее, это непрестанно подтверждаемый факт. Осознание этих чувств, однако, не освобождает нас от обязанности осуждения преступления. […] Каждое существо, именуемое человеком, имеет право на любовь ближнего. Кровь беззащитных взывает к Небу о мести». То есть, это – не политика и не идеология. Это сострадание в чистом виде.
Листовка, отпечатанная в пяти тысячах экземплярах, была подписана Фронтом возрождения Польши. Это была католическая организация, боровшаяся против немецкой оккупации. Гестапо было известно имя ее лидера, скрывавшегося в подполье. Это была польская писательница и журналистка Зофья Коссак-Щуцкая. В тридцатые годы она была весьма популярна в своей стране и получала различные литературные награды. Ее исторические романы переводились на иностранные языки. Вскоре после начала войны Коссак-Щуцкая возглавила Фронт возрождения Польши. Применение своему литературному дару в это время она нашла в написании антифашистских листовок и статей. Осенью 1942 года в подполье была издана книга Коссак-Щуцкой «Ты католик… какой?» В ней писательница напоминала согражданам о том, что заповедь Христа о любви к ближнему относится и к евреям.
Но Коссак-Щуцкая не ограничивалась одними призывами. Она лично снабжала евреев, сумевших выбраться из гетто, деньгами и фальшивыми документами. В сентябре 1942 года вместе с искусствоведом Вандой Крахельской-Филипович она создала Временный комитет помощи евреям. В декабре он был преобразован в Совет помощи евреям и получил финансирование от Польского правительства в изгнании, находившегося в Лондоне. Зофья Коссак-Щуцкая придумала для организации название – «Жегота». По легенде, так звали ее мифического руководителя – Конрад Жегота. На самом деле это имя было взято Коссак-Щуцкой из романтической поэмы Адама Мицкевича «Дзяды».
В сентябре 1943 года, уже после ликвидации варшавского гетто, гестапо удалось выйти на след лидеров «Жеготы». Зофья Коссак-Щуцкая была арестована и отправлена в Освенцим. Спустя несколько месяцев ее перевели в варшавскую тюрьму «Павяк», где должен был состояться суд. В начале 1944 года он действительно состоялся. За «особо тяжкие преступления» Зофью Коссак-Щуцкую приговорили к смертной казни. Но благодаря польским подпольщикам ей удалось вырваться из застенков. В августе1944-го она приняла участие в Варшавском восстании.
50 000 евреев пережили нацистскую оккупацию на территории Польши. Половина из них в той или иной форме пользовались помощью «Жеготы», у которой было около ста ячеек по всей стране.
В 1945 году, после освобождения от нацистов, коммунистические власти Польши приступили к массовым репрессиям против противников нового режима. Министерством общественной безопасности – польским аналогом НКВД – руководил еврейский коммунист Якуб Берман, проведший военные годы в СССР. Под его руководством после войны были расстреляны около 6000 человек – в основном, бывших офицеров и священнослужителей. Зофье Коссак-Щуцкой, известной своими антикоммунистическими позициями, удалось избежать расправы. Это стало возможным благодаря тому, что брат Якуба Бермана, Адольф, переживший войну в оккупированной Варшаве, был видным активистом «Жеготы». В июне 1945 года Берман вызвал Коссак-Щуцкую в свой кабинет и настоятельно порекомендовал ей незамедлительно покинуть пределы страны. Это спасло будущую Праведницу народов мира от смерти в уже освобожденной от нацистов Польше.
На родину она вернулась в 1956 году, во время «десталинизации» польского режима. Якуб Берман был отправлен тогда в отставку. Зофья Коссак-Щуцкая нашла для себя работу журналистки в католических изданиях, действовавших в условиях жесткой цензуры. Власти постоянно присматривали за «неблагонадежной» деятельницей. Ее книги издавались крошечными тиражами. В 1964 году Зофья Коссак-Щуцкая подписала открытое письмо 34-х польских интеллектуалов, направленное против коммунистической цензуры. Некоторые из «подписантов» были арестованы. Но пожилую писательницу на этот раз не тронули. В 1968 году она скончалась в своей постели в городе Бельско-Бяла.
Только в 1985 году Зофье Коссак-Щуцкой посмертно было присвоено звание Праведницы народов мира. Она действительно была праведницей, не боявшейся ни грозных оккупантов, ни жестоких соотечественников. Листовка «Протест!» навсегда вошла в историю как манифест чистого сострадания и неусыпной совести, которая отказывалась замолчать даже в самые тяжкие, самые темные времена.
Борис Ентин, «Детали»
Journal information